Почему нужно отказаться от конспирологии при анализе политик КНДР
Мне, как многолетнему руководителю Общества «Украина-КНДР» часто приходится отвечать на вопросы о смысле тех или иных мероприятий Северной Кореи. По убеждению очень многих моих соотечественников, в том числе политических экспертов и журналистов из ведущих СМИ, в действиях Пхеньяна обязательно должен присутствовать скрытый смысл, или — как у нас любят говорить — «послание».
Например, если Академия национальной обороны КНДР сообщила о проведении испытательного запуска тактической управляемой ракеты нового типа, меня просят объяснить смысл этого «послания Байдену». Если представители госдепартамента США жалуются на невозможность установить контакт с представителями КНДР в ООН, меня просят прокомментировать этот «реванш консервативных сил» в КНДР и «тайные угрозы Си Цзиньпина, посланные через Пхеньян».
Объяснения о том, что политические решения в Северной Корее принимаются рандомным методом и изначально не содержат в себе никаких «многоходовочек», не принимаются. Потому что у нас экспертом по КНДР считает себя каждый второй.
Герметичность этой страны создала ряд усточйчивых медийных мифов, которые живут своей жизнью, подпитываясь безумными рассказами из ультраправых южнокорейских изданий о скормленных собакам футбольных тренерах, бригадах камикадзе с атомными бомбами в рюкзаках и перебежчиков с двухметровыми глистами в кишечнике.
Соответственно, в действиях высшего руководителя этой страны конспирологи ищут чуть ли не каббалистические знаки и, разумеется, находят.
А если синдром поиска глубинного смысла в политике КНДР превращается в самоцель, то этот смысл, конечно, можно найти. Если даже остановившиеся часы два раза в сутки показывают точное время, то уж абсолютно точно какое-то событие в Корейской Народно-Демократической Республике обречено хронологически совпасть с каким-то событием в Соединенных Штатах Америки, а уж найти связь между первым и вторым поможет фантазия. Подобный прием, кстати, использовал один из героев диккеновского «Пиквикского клуба», написавший статью о китайской метафизике, совместив статью из энциклопедии о Китае со статьей о метафизике.
В пользу конспирологических теорий работают два фактора: во-первых, это гордое молчание Народной Корее в огульный ответ на все, что-нибудь и где-нибудь написанное о ней, во-вторых — совершенно нелогичные с украинской точки зрения поступки руководителей страны. Люди, отчаявшиеся найти в них какую-то закономерность, очевидно, прибегают к помощи конспирологии.
На самом же деле, логику постичь достаточно легко, если напрочь выбросить из головы глупости о том, что в Пхеньяне мыслят стратегическими категориями, или соображениями геополитического характера. На самом деле, эта страна живет в режиме лишь достижения кратковременных тактических целей, да и те корректируются по ходу выполнения.
И если ракеты запускаются в преддверии какой-то пресс-коференции Джо Байдена, то весьма вероятно это сделано не для того, чтобы послать ему какой-то сигнал. Причина, скорее всего, совершенно внутренняя. Например, именно к этой дате какой-нибудь вице-маршал Корейской народной армии после долгих месяцев согласований и утверждений получил бюджет на запуск своего баллистического чудища — и тут же его и освоил.
Политическая составляющая тут минимальна, страна работает по принципу, что как только появилась возможность стрелять, надо стрелять. Точно также поступил бы любой военнослужащий в любой другой части земли и непонятно, почему на родине политики приоритета армии «Сонгун» это должно быть иначе.
Небольшим исключением из этого правила являются контр-маневры, которые проводятся Северное Кореей в ответ на совместные с американскими маневрами в Южной. Но в этих случаях «месседж» доносится очень конкретный: причину учений и ожидаемый результат ответственный товарищ Ким Ё Чжон сообщает миру и Сеулу с испепеляющей откровенностью.
И если северокорейские дипломаты в ООН не спешат выходить на связь, то это, скорее всего не часть хитрого плана пхеньянской элиты а просто следствие медлительности бюрократической системы, при которой несамоходная дрезина c важными инструкциями еще не успела добраться до города Нью-Йорка от корейской границы. Тем более, что судя по сведениям из Кореи, достаточно драконовские карантинные меры в стране серьезно тормозят функционирование и так не очень оперативного бюрократического аппарата, в том числе и дипломатического. Проявление же инициативы со стороны дипломатов в данном случае не только не приветствуется, но даже может быть принято за проявление «низкопоклонства» перед большим государством.
В Народной Корее давно уже ничего не делается для внешней политики, но вся внешняя активность этой страны является отражением политики внутренней. Поэтому выработка единого мнения касательно Байдена в руководстве Трудовой партии может занять еще немало времени и корректироваться по ходу неких труднопрогнозируемых раскладов в верхах.
Еще одним фактором непредсказуемости является коллективная безответственность, которая стала настолько серьезной проблемой в жизни страны, что о её искоренении готовилось в отчетном докладе к 8-му съезду ТПК.
В условиях большой секретности, присущей руководству в Пхеньяне, регулярно создаются ситуации, при которых одно ведомство не знает, чем занимается соседнее, а соответственно, они могут действовать в совершенно разных направлениях. Например: одни будут взрывать межкорейский центр связи, а другие — его заново восстанавливать. Причем не исключено что в итоге ордена получат и одни, и другие.
В свое время на Пхеньянской киностудии я застал несколько журналистов из страны-агрессора, которые с характерным московско-надменным снобизмом интересовались у известного корейского режиссера, знаком ли он с творчеством Жана-Люка Годара, Пьера Паоло Пазолини и тому подобных достойных работников синематографа. Получив на все вопросы отрицательные ответы (а иного они и не ожидали), эти молодые люди сделали для российского телевидения иронический сюжет о том, что все корейские фильмы делают дураки и неучи, не имеющие представления о тенденциях развития современного кинематографа. А в Пхеньяне остался корейский режиссер, который, разумеется знал и кто такой Годар, и кто такой Пазолини и может быть даже видел фильм «Человеческая многоножка» (вообще в КНДР люди искусства достаточно продвинуты в знании мировых трендов), однако высказываться об этом иностранцу не принято, так как может быть протрактовано, как сомнение в корейской самобытности. Но такое объяснение московским снобам просто не пришло в голову. Вопрос: кто выглядел большим дураком в этой ситуации — режиссер или москвичи? И стоит ли, оценивая Народную Корею, уподобляться этим людям?
Мораль: давайте не пытаться понимать происходящее в КНДР, исходя из сформированных ложных представлений о ней. И, давая оценку информации оттуда, не множить сущности без вящей необходимости, как завещал великий Оккам.
Источник: newsyou.info